Набросив пеньюар, Мария на цыпочках подошла к его спальне и приоткрыла дверь. Лунный свет озарял нетронутую постель. Тут она заприметила полоску света, выбивающуюся из-под двери кабинета Георгия. Что она скажет, когда войдет… Только то, что буквально сходит с ума от любви к нему?..
Но теперь он ее ненавидит и, даже если она на коленях признается ему в любви, отшатнется от нее как от прокаженной! Мужчина, который ни разу в жизни не испытал любви, не придет в восторг, когда женщина, пусть даже временная его жена, признается ему в пылких чувствах… Более того, он решит, что она снова что-то затевает!
И тем не менее Мария открыла дверь. В кабинете горела только настольная лампа, и почти вся комната тонула в полумраке. Георгий навзничь лежал на софе. Мария подошла как раз в тот момент, когда он пробормотал нечто нечленораздельное по-гречески. Густые ресницы его затрепетали, глаза приоткрылись, но он, казалось, не видел ее.
— Георгий! — тихонько позвала она. Он моргнул, нахмурился и снова произнес что-то на родном языке. Волосы его были влажны и спутаны, вокруг глаз залегли синеватые тени. Но страшнее всего было выражение безысходного отчаяния на его лице. У Марии защемило сердце. Опустившись на колени, она дотронулась до его запястья. — Я так сожа…
В углу кабинета что-то шевельнулось. И сердце Марии едва не выпрыгнуло из груди от ужаса. Из темноты выступил Тео.
— Я пригляжу за ним, синьора Демирис.
— Он заболел?.. — Мария не договорила, уловив сильный запах спиртного. Бутылка из-под виски и пустой стакан валялись на ковре рядом с софой. — Так он… он…
— Немного не в форме. Возвращайтесь к себе, — ровным голосом произнес Тео.
— И часто с ним это случается?
— Я никогда не видел его таким.
Мария была ошеломлена, но все же не слепа, поэтому заметила, как холоден с нею телохранитель, как оберегает хозяина, словно от нее исходит потенциальная угроза…
— О чем он говорит? — спросила она, когда Георгий беспокойно зашевелился и вновь забормотал что-то по-гречески.
— О кроликах, — с видимой неохотой сообщил Тео.
— О кроликах?!
— Я уложу его в постель… Идите к себе, синьора Демирис.
— Я помогу вам!
— Благодарю, но в этом нет надобности. Мария отступила, пораженная нескрываемым недружелюбием охранника. Тео откровенно ее выпроваживал! Уже в дверях она оглянулась.
— Все совсем не так, как вы думаете…
— Я здесь не для того, чтобы делать выводы, синьора Демирис.
Но на лбу у него аршинными буквами было написано осуждение. Этот малый и впрямь предан своему боссу, подумала Мария. Лишь полнейшая уверенность в том, что гордый Демирис не обрадуется, увидев ее, когда очнется, заставила расстроенную женщину удалиться к себе.
Она лежала, глядя, как за окнами занимается рассвет. Георгий и впрямь потрясен, иначе не напился бы так. Мария изводила себя, думая о том, не предала ли Алессандро она сама. Ведь она согласилась выйти за Георгия лишь формально и стремглав бежала бы, знай заранее, что будет потом…
К тому же никто не пытался лишить ее причитающейся ей доли наследства. Алессандро вконец разорился, выкупив Кастель ди Сангро! Георгий наверняка здорово потратился, поправляя пошатнувшиеся дела покойного, да и усадьба требовала дорогостоящего ремонта… Да, быть наследником Алессандро Казорати-дело откровенно неприбыльное, но Георгий, вопреки своей натуре холодного и расчетливого дельца, шел на любые затраты.
Так почему же греческий магнат надрался как свинья? От чувства вины за то, что не вилял хвостом перед дочкой Алессандро? Или от мысли, что навеки с нею связан?
Мария снова выбралась из-под одеяла. Натянув джинсы и майку, она несколько раз провела щеткой по волосам. Ей сейчас нужны были свежий воздух, время и одиночество. Мотоцикл, тот самый, взятый напрокат, все еще стоял на заднем дворе. С самого приезда она ни разу им не воспользовалась. Теперь настало время…
Было еще раннее утро, когда Мария, притормозив в тени олив, решила перекусить. Банка газировки и сандвич с ветчиной и помидорами утолили голод, но чувство пустоты внутри не исчезло. Она силилась убедить себя в том, что, расставшись с Георгием, вполне сможет начать жизнь сначала. В конце концов, что у них общего?
Он властный, самовлюбленный делец, помешанный на работе. Словом, ее полная противоположность. Богат, образован… И в придачу ко всему очень красив! Женщины носятся за ним табунами, и не Марии с ними соперничать. Если же и были в сердце Георгия какие-то чувства к ней, она убила их, поэтому думать сейчас о его достоинствах значило бы растравлять рану…
Глава 9
У ворот Кастель ди Сангро был припаркован огромный сверкающий черный лимузин. Мария проскочила мимо него, въехала во двор и спрыгнула с мотоцикла. Она как раз стаскивала с головы шлем, когда на ступеньках появился Георгий. Светлый костюм выгодно оттенял смуглость его кожи и черноту волос. Мария чувствовала, что сердце ее плавится, словно шоколадка, позабытая на солнцепеке…
Сверкающие глаза уперлись прямо ей в лицо.
— Тебе никогда не приходило в голову, что я могу волноваться? Где ты была? Мария зарделась.
— Знаешь, я как-то не подумала…
— Откуда ты выкопала мотоцикл?
— Взяла напрокат, когда приехала.
— Я был уверен, что он принадлежит кому — то из рабочих. Тео сегодня же вернет его владельцу. Мне не нравится, что ты гоняешь, как мальчишка, по горным дорогам!
Скулы его окрасил легкий румянец. Что могло это значить? И Мария вдруг поняла все. Он решил, что она больше не вернется!
— Елена приехала десять минут назад, — сообщил Георгий.
— О нет… — Мария похолодела.
— Я решил, что у нас нет выбора: мы должны во всем ей признаться, — решительно продолжал Георгий. — Слишком многим известно, кто ты на самом деле такая. Малейшая оговорка, ложь, полуправда-и все тотчас выплывет наружу. Я не могу так рисковать.
Решительно взяв за руку, он повел ее в дом. Мария попыталась высвободиться.
— Сделай это сам!
— Признание должно исходить от нас обоих… Елена с очаровательной улыбкой встала, приветствуя их. Сердце Марии тотчас ушло в пятки. Господи, что сейчас будет?!
Вошла горничная с подносом и принялась разливать кофе. Это длилось, казалось, целую вечность. Но вот дверь за горничной закрылась и…
Елена устремила на Марию проницательные темные глаза и покачала головой.
— По правде говоря, игра зашла чересчур далеко, — мягко произнесла гречанка. — Но, должна сознаться, есть нечто бесконечно трогательное в попытках Георгия объяснить необъяснимое и защитить меня. Мне следовало бы заговорить много раньше. Даже когда он был мальчишкой, то не мог лгать, глядя мне в глаза…
Георгий, как раз помешивающий ложечкой кофе, вздрогнул так, что расплескал половину содержимого чашки.
— Ты хочешь сказать, что…
— Я знаю о существовании Марии вот уже почти двадцать лет, — созналась Елена, тактично не глядя на растерявшегося Георгия и делая вид, что не слышит сдавленного женского вскрика. — Ты должна извинить меня: я не сразу узнала тебя, Мария Росария. Но стоило Георгию назвать твое имя, как я тотчас поняла кто ты.
— Двадцать лет-?., — потрясение пробормотал Георгий, глядя на миниатюрную гречанку.
— Алессандро никогда не умел скрывать своих чувств. Когда он впервые получил по почте фотографию Марии, то был вне себя от отчаяния. Я нашла ее у него в ящике стола, там же была и записка от ее матери, Сознаюсь, Я была сражена наповал, но в то время меня более всего заботила одна мысль-как сохранить наш брак. Да, я могла припереть его к стене, но чего бы я достигла? Мне было очевидно, что он терзается, что боится быть разоблаченным. Я не могла его потерять. Возможно, я совершила ошибку…
— Нет. Если бы ты открылась ему, он не смог бы оставаться твоим мужем, — глухо уронил Георгий.
— Ему и так нелегко пришлось. — Гречанка взглянула на Марию и тяжело вздохнула. — Я всю жизнь без особых усилий получала все, что хотела. Кроме одного… Когда я родила мертвого сына, когда поняла окончательно, что матерью никогда не стану, то выплеснула всю свою боль и отчаяние на мужа. Я гнала его прочь. Говорила, что хочу быть одна… Немудрено, что у него появилась другая женщина…